Из «Книги о людях» Юрия Ощепкова
«Зимой 1990 года, а именно в самом начале её, в январе, в городе Череповец должен был состояться фестиваль памяти Александра Башлачёва…
Так вот, они сели в поезд. Ощепков, Арефьева и Кузьменко. На перроне им встретилась гудящая компания сопровождающая на этот же фестиваль, в этот же поезд, но в вагон плацкартный старика Б.У. Кашкина, безумного художника сочиняющего абсурдные частушки и поющего их то на улице, когда тепло, то в различных выставочных залах, то на фестивалях. Без Б.У. Кашкина не обходился в то время ни один уважающий себя фестиваль. Пел он эти свои частушки в сопровождении им же созданного общества «Картинник» и в конце каждой частушки дарил кому-нибудь из публики «познавательно-шинковательную досочку» которые рисовал в своей мастерской сам и заставлял рисовать всех кто придёт к нему в мастерскую в гости, есть где-то и досочки нарисованные Ощепковым. Кажется он рисовал на тему «Что бы свободно по небу парить — надо не пить и не надо курить».
Б.У. Кашкин пел частушку с текстом написанным на досочке, а потом спрашивал у публики, например: «Кто хочет свободно по небу парить»? И тот кто отвечал первым получал в подарок досочку с одноимённым текстом и картинкой.
Общество «Картинник» целиком состояло из молодых музыкантов, но играли они на сделанных Кашкиным же, муз. Инструментах. Их, инструменты эти описать не возможно, их надо видеть — какие-то водопроводные трубы различной длинны, связанные между собой, с одной из сторон каждой трубы была натянута кожа — этакая самодельная перкуссия с запредельным звуком, разного рода трещётки, гремелки, дешовые мандолины и домры, была в арсенале инструментов даже бас-домра — где её отрыл Кашкин, до сих пор для меня остаётся загадкой.
И вот поезд поехал. Постепенно в купе где ехали Кузьменко, Арефьева и их директор, всё тот же Ощепков, стали подтягиваться пассажиры плацкарты. Они толпами приходили попить чаю, попеть песен, и просто поболтать. Чаше всех в купе наведывались Дик и Женька Чичерин по кличке Махно. Эти двое безбожно подкалывали Игоря, а Игорь не замечая их язвительных замечаний продолжал высокопарно учить жизни того же Ощепкова и Ольгу. Хотя Ольга тоже любила сказать что-нибудь умное, но ей далеко было до Кузьменки. Он и Чичерина учил, говорил что тот неправильно на гитаре играет и вообще, песни пишет под Гребенщикова, и всё в этом духе. Хотя Женька вовсе не походил ни по духу ни по текстам на Борис Борисыча, другим был Женька, совсем другим…
Итак, рано утром, 12 января 1990 года, где-то около 4 часов поезд остановился на станции города Череповец. Был страшный мороз, около 35 градусов ниже нуля. На пероне стоял заиндивевший ПаЗ-ик, и не менее заиндивевший Женя Колесов. Он встречал старика Кашкина и компанию, до кучи Ощепкова, Арефьеву и Кузьменко.
«Как всё удачно вышло. — сказал он по поводу того что делегация из Свердловска приехала одним поездом. — вот автобус два раза гонять не пришлось, кстати, Холкин уже здесь».
Делегация погрузилась в автобус и поехала селиться.
Гостиница оказалась заводской, такое кирпичное типовое здание для семейных общаг. Такие есть, по-моему, в каждом уважающем себя городе. Там выяснилось, что Олег Подосёнов, он тогда сопровождал старика Кашкина, приехал без документов, и потому его не желали селить.
Небольшая справка — в 90 году прошлого века документы в поездах не требовали, вы могли проехать практически весь Совсоюз из конца в конец раз десять, при этом ваш паспорт мог спокойно находиться дома в тумбочке…
Кто-то не растерялся, кажется это был Чичерин, а может и не он, и вручил Подосёнову студенческий билет, взятый у кого-то из знакомых чтоб билет на поезд со скидкой купить. Так вот в нём, в этом билете, была этакая откровенно семитская физиономия и фамилия была вписана соответствующего рода — Ширман Александр Чейтович… Вот собственно с тех пор и стал Подосёнов Ширманом, под этим псевдонимом он и с Чекасиным потом играл, и в Америку на гастроли ездил…
Поднявшись на второй этаж, Ощепков поначалу попытался выяснить где поселились его артисты, но сделать этого не представлялось возможным, тогда он пошёл на гвалт поднятый народом сопровождающим старика Кашкина.
Вся эта пёстрая толпа расположилась в холле и весело шумела. Кто-то развалился на диванах, а так как диванов было два, то основная часть сидела на полу. Дик уже вытащил кипятильник и разыскивал банку. Банки не было. Ну не хотела она находиться ни в какую. И тогда созрело крайне гениальное решение — из вазы с искусственными цветами, извлекли её содержимое, то есть сами цветы, и помыв эту самую вазу, в неё налили воды и стали кипятить чай.
Чай пах вениками и пылью, но он был горячий и крепкий — Дик постарался. Дик терпеть не мог жидкий чай. Чай который заваривал он, большинство населения нашей страны примет за заварку или чифирь, но это был именно чай. Кстати, ты знаешь как готовить чифирь? Не знаешь? Спроси у Димы Шитлина, он сидел, он знает.
Так вот, Ощепков сидел со всей этой пёстрой компанией и пил чай. За окнами постепенно рассветало, из номеров выползали командировочные и подозрительно косились на них. Всей компании остро хотелось есть, и скинувшись, они отправили в магазин гонца.
День наступал. Из магазина вернулся цветущий Кир Приходько, сияющий и чуть сумасшедший, он вытащил из-за пазухи палку копчёной колбасы и сказал: «Представляете, здесь колбаса без талонов? — помолчал и добавил. — Рыбная.»
«То есть как это рыбная?» — спросил кто-то.
«А такая бывает?», «О как!», «Дай попробовать…»
Кир попробовать дал. Не знаю кто как, а Ощепков откусил от неё немного и подумал что колбасу лучше брать по талонам, потому что это была не колбаса, а нечто такое, чем тёщу угощать надо, чтоб приходила пореже и вообще не задерживалась. Потом подумал ещё, и решил что даже тёщу такой колбасой кормить не следует — а то чего доброго представится, и тогда прощай свобода, и всё такое.
Впрочем подобные мысли посетили практически всё общество «Картинник». Только Женька Чичерин, посмотрел на всех хитро так и сказал: «А что, мне нравится, — и в ответ на недоумённые взгляды пояснил. — сразу себя французом чувствуешь, гурманом то есть.»
Кроме него никто гурманом быть не хотел. Даже патологический оптимист Дик. Он глянул на Женьку и сказал: «Ага, только гурманы живут не долго».
«А ты хочешь жить вечно?» — спросил его Женька.
«Ну лет этак до ста пятидесяти» — ответил Дик.
Между ними завязался сугубо философский спор по поводу количества лет достаточных для одного человека, а так же про всё остальное…»